Нью-Гэмпшир по-русски, или где искать идеальную модель российских выборов Выборы в Санкт-Петербурге привлекают особое внимание аналитиков. Вот уже несколько лет город на Неве считается законодателем политической моды. Конечно, Петербург – один из самых нетипичных регионов по своим электоральным ориентациям: голосует он совсем не так, как русская глубинка. Мегаполисы, как и национальные республики, - это регионы с отклоняющимся электоральным поведением, обычно очень далекие от «федерального стандарта». Но зато в силу своего столичного статуса они становятся центрами распространения электоральных «инноваций» и показывают тем самым пример периферии. Понятно, что фантазии политтехнологов апробируются именно в центре, а потом уже распространяются на места. Поэтому на выборах в России появился «питерский стандарт», вызывающий, увы, не лучшие ассоциации. Прошлые выборы в питерское законодательное собрание стали образцом политико-технологических новшеств особого свойства. Именно тогда широкую известность получило клонирование кандидатов, когда против фаворита выставлялись двойники с одинаковыми фамилиями, а то и именами, чтобы запутать невнимательного избирателя. Примерно в то же время в моду вошли жесткие кампании, которые стали называть «грязными». Распространились поддельные агитматериалы и предвыборные акции, призванные скомпрометировать их якобы организатора. Главным орудием в кампании стала не программа кандидата, а компромат на противника. Провинция, увы, начала послушно впитывать этот опыт. «Фирменные» технологии в глубинке оказались более эффективными, чем в интеллигентном Питере. Например, в Брянской области на прошлых губернаторских выборах губернаторскому двойнику удалось набрать весьма солидный процент голосов – 6,45%. Другой столицей предвыборного беспредела стал Екатеринбург, оспаривающий у Питера и Москвы славу ведущего креативного центра. Кстати, именно екатеринбуржцы лихо развернулись на Брянщине в 2000 г., вывалив на головы несчастных провинциалов весь возможный арсенал способов дискредитации действующего губернатора. Чего стоит одна брошюра «Список преступлений Лодкина», от которой мороз пробирает по коже. Что касается двойников, то со временем появились их разновидности: одни «выращивались», чтобы отобрать голоса, а другие просто на продажу «аутентичным» кандидатам. Вспомним в этой связи Усса-второго, который возник, но так и не материализовался на недавних выборах в Красноярском крае. Клонировать стали все, например, уважаемые региональные издания, что оказалось еще одной особенностью красноярской кампании. В Красноярске, напомним, распространялся фальшивый выпуск «Красноярского рабочего». Избирательные кампании по «питерскому стандарту» все чаще распространяются и на выборы в региональные законодательные собрания. Это особенно характерно для крупных центров, где цена власти значительно выше, а желающих порулить выборным процессом - больше. На выборах в Самарскую губернскую думу хронически не находится явка в одном из городских округов, где все шансы имеет представительница оппозиции Н.Боброва. Во всех остальных округах выборы давно состоялись. Еще в ряде округов выборы срывались, поскольку все, кроме неугодного кому-то лидера, снимали свои кандидатуры. А стоило известному местному политику Г.Звягину год назад выдвинуть свою кандидатуру против мэра Самары Г.Лиманского, как в их округе тут же обнаружились два других соперника – А.Звягин и В.Звягинцев. Возникает вопрос, следует ли считать такие выборы типичными, модельными. Регионы, которые голосуют примерно так, как Россия в целом, хорошо известны. Как правило, это те субъекты федерации, которые с точки зрения своей внутренней структуры являются слепком всей России. Классический пример – Красноярский край, где есть и свой Крайний Север, и сельская периферия, и крупный мегаполис в центре, и россыпь разнообразных малых и средних промышленных центров. Уменьшенной копией России можно сегодня назвать и Нижегородскую область. На различных федеральных выборах последних лет были очень близки к «федеральному стандарту» и такие менее заметные, «средненькие» регионы, как Владимирская, Калужская, Костромская, Сахалинская области и др. В принципе их и нужно считать «модельными» субъектами федерации, в которых политико-идеологические ориентации избирателей в максимальной степени совпадают со среднероссийскими. И если уж говорить о проведении где-либо общероссийских «праймериз», то эти регионы, заметим, расположенные в самых разных уголках страны, в наибольшей степени подходят под определение «российского Нью-Гэмпшира». Однако со строго научной точки зрения региональные выборы и выборы по мажоритарной системе – это совсем другой тип выборов. Здесь главную роль начинают играть не столько партийно-идеологические пристрастия, сколько выбор личности, конкретного кандидата из длинного списка в избирательном бюллетене. Здесь все гораздо субъективнее и конъюнктурнее, здесь больший вес имеет фактор случайности, и очень многое определяется политическими технологиями. Поэтому не следует считать, что исход местных выборов в «модельном» субъекте федерации означает, что по этой схеме пойдут выборы в стране в целом. Соблазнительно, конечно, анализируя итоги выборов в Красноярском крае, прогнозировать, что не сегодня-завтра президентом России станет «молодой, симпатичный менеджер-олигарх». Но это явная натяжка. Происходит другой процесс: из столиц на периферию все последние годы распространяется специфическая модель выборов со своими своеобразными закономерностями. Мы постоянно совершенствуем выборное законодательство, но почему-то его строгость становится строго избирательной. Просто выборы в их «обычном» понимании стали объектом управления, т.е. борьбой управляющих субъектов за корректировку электоральных ориентаций избирателей в нужном направлении. Борьба эта делится на три этапа. Первый – составление списка кандидатов, включение и исключение тех, кто неугоден тем или иным группам. Второй – это собственно избирательная кампания, идущая на грани фола, с применением «грязных технологий», прямым и косвенным подкупом избирателей, клонами и прочими новинками развивающегося рынка политических технологий. И, наконец, третий этап – это определение явки и подсчет голосов. На каждом этапе каждая сторона всеми правдами и неправдами пытается обеспечить выгодный себе результат или на худой конец сорвать выборы. Поэтому выборы по мажоритарной системе сегодня определяются соотношением сил в треугольнике «избиратель – суд – избирком». Избирателю, как водится, дают возможность проголосовать за любимого кандидата или на худой конец высказаться «против всех». Однако все мы люди серьезные, и понимаем, что незрелый избиратель может что-то начудить и проголосовать как-то не так. Для этого существуют контролирующие инстанции, функционирующие по канонам управляемой демократии. Суды и избиркомы, пользуясь подсказками наиболее серьезных зрителей, помогают составить правильный бюллетень для голосования, чтобы в нем не было ненужных кандидатов. Опыт выборов в России показывает, что при существующем законодательстве и существующей практике организации выборов снять с дистанции можно абсолютно любого кандидата. Избирком имеет право решающего голоса при определении результата выборов: о важности, тех, кто считает голоса, сказано еще классиками. Привычным эвфемизмом уже воспринимаются и результаты выборов, подоспевшие где-то в конце из отдаленных сел. В сущности реальный результат выборов мы никогда не знаем, поскольку работаем с официальным результатом. На всякий случай в рамках общего процесса укрепления властной вертикали создается и избиркомовская вертикаль. Ее суть в том, что результат, установленный на федеральном уровне, всегда правильнее, чем тот, который определил сам регион. Если региональный избирком неверно подвел результаты выборов, существует Центризбирком, всегда готовый исправить его ошибку. Последний пример – выборы в Красноярском крае, где избиркомовская вертикаль уже была представлена как действующая модель: крайизбирком не хотел признавать А.Хлопонина победителем, но федеральные судебные инстанции и ЦИК показали, кто в доме хозяин. Итак, в связи с выборами по мажоритарной системе можно говорить об «идеальной модели», которая все шире распространяется по стране, как в «типичных», так и в «нетипичных» регионах. Эта модель в целом выгодна действующей власти и создается в интересах ее стабильности. Российские выборы обычно означают, что оппозиция должна не просто выигрывать выборы, но делать это с большим отрывом, т.е. достаточным запасом прочности. Можно вспомнить старую историю с выборами губернатора Тверской области, где во втором туре действующий губернатор В.Платов обошел коммуниста В.Баюнова на считанные голоса. В области все абсолютно убеждены, что в реальности все было наоборот. Немало вопросов вызвала и победа иркутского губернатора Б.Говорина. На районном уровне вопрос решается гораздо проще, поскольку там нет почти никакого контроля. Поэтому, например, в Богородском районе Нижегородской области по первым данным (кстати, даже зафиксированным на сайте ЦИКа) действующий глава К.Пурихов потерпел поражение, но более внимательный подсчет голосов потом показал, что победа все-таки осталась за районным руководителем. Но год от года ситуация становится интереснее, поскольку растет участие в выборах крупного бизнеса. И если в борьбу вступают субъекты, сопоставимые с властями по ресурсам, то исход становится неопределенным: управляющих субъектов много, у каждого свои рычаги влияния на выборный процесс, и жить становится веселее. Свежий пример – выборы мэра Нижнего Новгорода. Здесь была и тщательная выверка предвыборного бюллетеня (с устранением фаворита А.Климентьева), и непростой подсчет голосов при участии судебных приставов. Столкновение двух административно-финансовых ресурсов закончилось в пользу С.Кириенко и В.Булавинова: мэр Ю.Лебедев по уточненным данным все-таки уступил. Ощущение «искусственных», «сделанных» выборов остается от всех громких кампаний последних лет – в Якутии, Красноярском крае, Нижегородской области, Калмыкии и т.д. Вообще есть интересная особенность современной российской демократии эпохи «дикого капитализма», стремящегося выглядеть цивилизованным. У нас не могут просто сфальсифицировать выборы, как это делают в молодых африканских демократиях. Нам нужно соответствовать западным стандартам. Но просто обеспечить честные выборы мы тоже не можем: слишком большие и дорогостоящие интересы поставлены на карту. Поэтому и получается «питерский стандарт». Внешне присутствуют все признаки альтернативных демократических выборов, но используются любые ухищрения, чтобы результат соответствовал интересам тех, кто вложил в него деньги. Но пока в провинции увлеченно играют в управляемые выборы (впору выпустить компьютерную игрушку – пособие для начинающих политтехнологов), в центре начинаются иные процессы. Теперешние питерские выборы ясно показывают, что интерес избирателя к «таким» выборам резко падает. Электорат наелся «грязными» технологиями и политическими забавами. Искусственность выборов становится все более очевидной, люди перестают верить в решающее значение брошенного (выброшенного?) в урну бюллетеня. На последних региональных кампаниях ажиотаж вызывал не столько анализ того, кто выиграет, сколько обсуждение, кого допустят или не допустят до участия, и кому это выгодно. Результатом стала мощная дискредитация самого института выборов. Поэтому неудивительно, что на питерских выборах предсказывают низкую явку. Апатия растет, и возникает вопрос, не проспит ли электорат следующие федеральные выборы? Все-таки воскресенье – выходной день, и избиратель может понять это как право отдохнуть от 13 лет бурно развивающейся демократии. |
![]() ![]() Наш адрес:
© 2008 «Институт региональной политики»
|